| Фрэнсис Алабадалехо проснулся однажды утром и
|
| помолился Богородице, что висела на стене
|
| глазами, полными мольбы, и коленями в дверь стучат,
|
| он рассказал ей сон, который поверг его в ужас
|
| что-то, что вообще нельзя было обосновать
|
| «Видел я женщину, глаза ее улыбались,
|
| ее губы были в огне, ее язык был льдом
|
| она поманила меня костяным пальцем,
|
| ее плоть была кожаной и не очень красивой
|
| он проснулся в страхе, и бисеринки пота блестели и
|
| сердцем знал, что что-то не так, но
|
| девственница улыбнулась глазами сострадания, он
|
| осталось чувствовать себя лучше и непревзойденным
|
| Фрэнсис Алабадалехо улыбается
|
| Фрэнсис Алабадалехо смеется
|
| Фрэнсис Алабадалехо чувствует себя непревзойденным
|
| Итак, он пришел в больницу, где работал, и
|
| надеть пальто из гессенской коричневой
|
| минуты крутились, пока не настало время чая
|
| положив ноги на стул в углу
|
| курить и раздавать бумаги
|
| юноши и девушки, старики и дети
|
| младенцы на руках и руки, подвешенные на стропах
|
| старушкам на рентген, на лекарства и массаж, на
|
| имя, но несколько из их любимых вещей
|
| шум больницы, прокатившейся вокруг него,
|
| синтетическое шипение резиновых колес
|
| стук дверей и ропот голосов и
|
| никто не знает, что чувствует следующий человек. Фрэнсис Алабадалехо улыбается
|
| Фрэнсис Алабадалехо смеется
|
| Фрэнсис Алабадалехо чувствует себя непревзойденным
|
| Лаборатория пути сказала Фрэнсису, иди возьми тачку и
|
| отнести этот пакет туда, где мы скажем и
|
| он заметил длинный сверток, завернутый в коричневую бумагу
|
| не на что смотреть и потом даже не думать
|
| он нагрузил свою тачку и оттолкнул ее
|
| за углом колесо тачки наклонило
|
| холодные глаза блестели, и Фрэнсис бежал
|
| наполняя воздух звуком его крика, и
|
| раскинул на земле множество кусков,
|
| лицо в кошмаре, когда он спал, лежал
|
| безжизненно глядя голубыми глазами в небо
|
| Фрэнсис Алабадалехо бежит
|
| Фрэнсис Алабадалехо летит
|
| Франсис Алабадалехо никогда не вернется |