| А ты стучи, стучи, а тебе Бог простит,
|
| А начальнички тебе, Леха, срок скостят!
|
| А за Окой сейчас, небось, коростель свистит,
|
| А у нас на Тайшете ветра свистят.
|
| А месяц май уже, все снега белы.
|
| А вертухаевы на снегу следы,
|
| А что полнормы, тьфу, это полбеды,
|
| А что песню спел — полторы беды!
|
| А над Окой летят гуси-лебеди,
|
| А за Окой свистит коростель,
|
| А тут по наледи курвы-нелюди
|
| Двух зэка ведут на расстрел!
|
| А первый зэка, он с Севастополя,
|
| Он там, черт чудной, Херсонес копал,
|
| Он копал, чумак, что ни попадя,
|
| И на полный срок в лагеря попал.
|
| И жену его, и сынка его,
|
| И старуху-мать, чтоб молчала, блядь!
|
| Чтобы знали все, что закаяно
|
| Нашу родину сподниза копать!
|
| А в Крыму теплынь, в море сельди,
|
| И миндаль, небось, подоспел,
|
| А тут по наледи курвы-нелюди
|
| Двух зэка ведут на расстрел!
|
| А второй зэка — это лично я,
|
| Я без мами жил, и без папи жил,
|
| Моя б жизнь была преотличная,
|
| Да я в шухере стукаря пришил!
|
| А мне сперва вышка, а я в раскаянье,
|
| А уж в лагере — корешей в навал,
|
| И на кой я пес при Лехе-Каине
|
| Чумаку подпел «Интернационал»?!
|
| А в караулке пьют с рафинадом чай,
|
| И вертухай идет, весь сопрел.
|
| Ему скучно чай, и несподручно, чай,
|
| Нас в обед вести на расстрел! |