| По улице жмуром несут Абрама,
|
| В тоске идет за ящиком семья,
|
| Вдова кричит сильней чем пилорама,
|
| И нет при нем ни денег, ни «рыжья».
|
| Тоскливо покидая синагогу,
|
| Завернутый в большую простыню,
|
| Абрам лежит в сатин на босу ногу,
|
| Руками налегая на мотню.
|
| Его котлы уже примерил шурин,
|
| И стрелки переводит втихаря,
|
| А на людях божится, что в натуре
|
| Не видел красивей богатыря.
|
| Уже с утра в духах утюжат лепень,
|
| Который был покойному пошит…
|
| Евонный брат в Москве имеет степень,
|
| Но не имеет надлежащий вид.
|
| Пока процессия шагает,
|
| На хате делится шмотье
|
| И душу лабухи вынают,
|
| И пьет халяву шнаранье.
|
| На третий гвоздь, пока вдова рыдала
|
| И швыркала заморский кокаин,
|
| Назрела предпосылка для скандала —
|
| Покойный подал голос из руин.
|
| Состроилась, как есть немая сцена,
|
| Со страху Хаим челюсть проглотил,
|
| Сподобился лицом в олигофрена
|
| И мочевой пузырь ослобонил.
|
| В момент исчезло множество скорбящих,
|
| Вдове вдруг стало сразу не смешно.
|
| Она кричала: «Господа, забейте ящик,
|
| За все уже уплачено давно!»
|
| И сразу на совковые лопаты
|
| Возник всеобщий спрос и дефицит.
|
| Кидали землю, будто три зарплаты
|
| За этот труд на каждого висит.
|
| Идут шикарные поминки.
|
| Родные мечут колбасу.
|
| Покойный ежится в простынке
|
| Перед дверями в Страшный суд. |