| На перрон, полный семечек, подавали состав,
|
| Алкаши-шикеревичи занимали места.
|
| Молодые, красивые лезли мы в эшелон.
|
| Николай Серафимович, твой был первый вагон.
|
| Рвали струны безжалостно не за тыщи — за грош,
|
| За спасибо-пожалуйста — да их в стакан не нальёшь.
|
| Белой ночью, чуть кремовой, «Парус» плыл по реке.
|
| Николай Хризантемович расцветал в кабаке.
|
| Жемчугами ты сыпал, касаясь рукой струн серебряных,
|
| И «карась» золотой всё клевал и клевал до утра.
|
| «Три семёрки» разлив по стаканам на невском поребрике,
|
| Закрывали мы счёт, добавляя ещё по сто грамм.
|
| В тихой роще осиновой, пот стирая с лица,
|
| Николай Хиросимович разрывал нам сердца.
|
| Не дремотный трамвая сыч — три копейки билет,
|
| Николай Нидвораевич, ты был в масть нам и в цвет.
|
| На сегодняшних «вёслах» артисты лабают известные,
|
| Но до «пара» такого никто из крутых не дорос.
|
| Где-то там позади лихо катит дрезина с маэстрами,
|
| Безуспешно пытаясь догнать твой, Резан, паровоз.
|
| В небо с криком отчаянным птичья стая ушла.
|
| Не хватало печали нам… Коля, что за дела?!
|
| Плач свечей парафиновых, загрустил Ленинград…
|
| Николай Серафимович, до свидания, брат.
|
| Угорают банкиры, по киру целуясь с клиентами,
|
| И братва за слова отвечает, как в лучшие дни.
|
| Все равны — что в парных, что в пивных — пред магнитными лентами,
|
| На которых твоя, Серафимыч, гитара звенит. |