| Как глубоки могилы декабристов!
|
| Задашь вопрос — ответа не услышишь…
|
| Кому здесь отвечать — одни варяги
|
| В кромешной тьме, как бегемоты дышат.
|
| И думают о золоте Эллады,
|
| А может быть, о серебре арийцев,
|
| Угрюмый гринго с хрустом ест стаканы
|
| И солнце — словно праздничная пицца,
|
| Сегодня он в Варшаве, завтра — в Ницце,
|
| Душа его — испуганная птица…
|
| Ушли в тайгу подружки декабристов
|
| И бьется гринго в истеричной коме,
|
| Рогами упирается в деревья
|
| И прозябает в пьянстве и в содоме.
|
| Но вот уже бессмертие приходит,
|
| И ломится в оранжевые двери,
|
| Оно всех нас когда-нибудь угробит,
|
| Ввергая в бесконечность, как в потери,
|
| Мелькают, словно выстрелы, недели
|
| И кажется, что мы уже у цели…
|
| Как далеки гробницы фараонов,
|
| Как благородны глиняные лица,
|
| Как иллюзорны греческие боги
|
| И как чисты иллюзии нацисток.
|
| Сегодня будут снова есть корицу
|
| Простые эфиопские крестьяне.
|
| Вот так почили в бозе декабристы,
|
| А я лежу как Пушкин на диване,
|
| Мне Жак Руссо играет на баяне,
|
| Исходит пеной цианид в стакане…
|
| Так хочется зарезать палестинца
|
| И треснуть охамевшего монгола
|
| В душе бушует серебро арийцев,
|
| А мы еще так далеки от дома… |